Русская литература XIX века

Александр Сергеевич Пушкин
1799-1837

«Руслан и Людмила».

Пушкина уже давно влекло к крупному лироэпическому полотну. Он принимался за поэмы в 1813 ( «Монах») и 1814 ( «Бова») годах. Но эти попытки оказывались слабыми, подражательными, ученическими. Ему удалось осуществить свои далеко шедшие творческие замыслы лишь в сказочно-волшебной поэме «Руслан и Людмила». Начатая в январе 1817 года в лицее, поэма была завершена 26 марта 1820 года в Петербурге. В конце 1824—1825 годов был написан ее пролог: «У лукоморья дуб зеленый». Эта поэма, смело разрушавшая классицистский принцип строгой жанрово-видовой иерархии — искрометно-веселая, шутливо-эротическая и одновременно проникнутая духом высокой гражданственности, более решительно, нежели другие произведения, обозначила вступление Пушкина на путь гражданско-героического романтизма.

Сюжет поэмы, ядро которого составляет похищение невесты и поиски ее героем, соткан из традиционных ситуаций сказочных и волшебно-рыцарских произведений, частью переиначенных и пародированных. Первые поэт с детских лет слушал из уст няньки Арины Родионовны и дядьки Никиты Тимофеевича Козлова, а вторые входили в круг его многостороннего чтения.

Создавая поэму «Руслан и Людмила», поэт опирался, кроме русской, на богатейшие традиции западноевропейской волшебно-рыцарской литературы, используя и такие произведения, как «Орлеанская девственница» Вольтера и «Неистовый Роланд» Ариосто. Но при этом он не впадал в подражательность, оставался оригинальным, вступал на путь смелого новаторства.

Поэма связана сюжетно с временем Владимира Красное солнышко. В описании свадебного пира и боя с печенегами Пушкину удалось передать колорит давно прошедшего, но меньше всего эта поэма историческая. Ее образы весьма далеки от исторической конкретности. В критике уже указывалось на их модернизацию: на излишнюю пылкость ( «И щипля ус от нетерепенья»), психологическую утонченность ( «болен я душою»), меланхолическую элегичность раздумий ( «Трава забвенья», «вечная темнота» времени) Руслана, на «опрощение» князя Ратмира, увлекшегося простой пастушкой и избравшего себе удел мирного и безвестного рыбака.

Поэма «Руслан и Людмила» не столько о прошлом, сколько о современности и о будущем. Проникнутая радостным ощущением возможностей земного счастья, охваченная неудержимым стремлением к свободе, она обличает коварство и зло во имя гуманности. Ее главенствующая мысль громко звучит в напутственных словах добролюбивого Финна Руслану: «Но зла промчится быстрый миг… С надеждой, верою веселой Иди на все, не унывай…».

Отдавая дань шутливо-эротическим мотивам, Пушкин утверждает в поэме чистоту, глубину любви и противопоставляет преходящим чувственным наслаждениям цельность постоянного, одухотворенного взаимного чувства. Здесь добродетельный Финн учит: «Любви и чести верен будь».

Осложняя сюжет историческим преданием о князе Владимире, славя непреоборимую силу своего народа, отражая дух его устной поэзии, поэт приобрел неоспоримое право сказать, что его поэма «Русью пахнет». Именно в ней Руслан, олицетворяющий богатырскую силу национально-русского характера, грозит Черномору: «Смирись, покорствуй русской силе!»

Действующие лица поэмы не являются абстрактными, голыми схемами. В то же время это еще и не развернутые характеры, сопоставимые с персонажами позднейших произведений поэта. Каждый из героев поэмы обладает земными свойствами и видимыми приметами характерной личности, хотя и пунктирно намеченной. Обрисованные широкими мазками, они олицетворяют мужественность, честность, прямодушие, верность в любви и слове — Руслан; мудрость и добро — Финн; трусость, спесивое хвастовство, бражничество, обжорство и коварство — Фарлаф; чувственную страсть, томную и ленивую негу — Ратмир; слепую, свирепую, неукротимо-безрассудную воинственность — Рогдай; мрачное злодейство — Черномор и Наина.

Пушкин, смело сбрасывая мистические покровы с элегического романтизма Жуковского, противопоставляет его бесплотной Людмиле ( «Людмила») земную, жизнерадостную, чувствительную, «немножко ветреную», шаловливую Людмилу.

В поэме «Руслан и Людмила» много славянизмов. Разумеется, из них необходимо вычленить слова, окончательно обрусевшие ( «во мраке», «храбрый», «пленяет»), сознательно введенные для воссоздания колорита времени ( «в гриднице», «чашники», «брашна») или придания «высокости» ( «златая цепь», «тень объемлет всю природу»). А поэтому к остаткам классицистского влияния относятся лишь такие слова, которые могли бы быть успешно заменены русскими, вроде «десница», «зерцалам», «ланиты», «в пажитях», «перси», «стогны», «подъемлет». Сюда же относятся усеченные прилагательные ( «усталы члены», «веселы игры», «на смертну сечу») и обильные мифологизмы ( «Армида», «Феб», «Паллада», «Климена», «Гимен»).

Преодолевая власть церковнославянизмов, Пушкин обратился к разговорной речи современного ему образованного круга, смело сплавляя во фразе «высокие» и «низкие» слова ( «Щекотит ноздри копием»), открывая широкую дорогу просторечию: «завизжала», «в охапку», «далече», «растянулся», «смекая». Это противоречило правилам не только классицизма, но и сентиментализма.

Стремление к естественности сказалось и в изобразительных средствах поэмы. Ее сравнения не только необычайно просты, но в своей прозаичности, обыденности и фривольности смелы до дерзости. Шутливо-иронический замысел поэмы «Руслан и Людмила» с еще большей силой обнаруживается в ее композиции. Строя поэму, Пушкин впервые в истории отечественной поэмы ввел в нее автора-повествователя. Своей жизнерадостностью, кипучестью чувств, широким кругозором, незаурядной культурой, ироническим складом ума, живейшим откликом на текущие события повествователь, несомненно, усиливал современность поэмы. Прямое вмешательство Пушкина в ход событий, его постоянное общение с героями и читателями, вносящее в повествование непосредственность, интимность, тонкую иронию, светлый, жизнерадостный юмор, было совершенно новым в структуре русских поэм.

Вот безутешной Людмилой, бродящей по чудесному саду Черномора, овладевает «умысел ужасный». Оказавшись перед потоком, она «На воды шумные взглянула, Ударила, рыдая в грудь, В волнах решилась утонуть». Именно так изображались героини в классицистских поэмах и трагедиях. Но этот штамп Пушкин взрывает неожиданной концовкой: «Однако в воды не прыгнула И дале продолжала путь». Людмила почувствовала голод, и перед ней, по мановению волшебства, явился «обед роскошный». Дивясь этому, она втайне думает: «Вдали от милого, в неволе, Зачем мне жить на свете боле?» И вслед за этим произносит громозвучную тираду, заканчивающуюся словами: «Умру среди твоих садов!» Так было в классицистских трагедиях, а Людмила «подумала и стала кушать». Пушкин пародирует в этой поэме и «унылый романтизм». Противопоставляя «таинственным видениям» земную реальность, Пушкин переиначивает «монастырь уединенный» из повести «Двенадцать спящих дев» Жуковского в… веселый дом с жрицами любви, в приют чувственных наслаждений.

 

Усугубляя таинственность поэмы, поэт прерывает развитие ее действия на самых увлекательных эпизодах, например, на начавшемся поединке Руслана и Рогдая, во время пленения Черномором Людмилы. Загадочность совершающихся событий подчеркивается также часто приемом «вдруг»: «И вдруг, поворотив коня»; «Вдруг слышит» и т.д. Но, перебивая течение событий поэмы лирическими отступлениями, всегда непринужденными, остроумными, являющимися исповедью собственной жизни, поэт настойчиво напоминает, что все это чудесное и загадочное — «сказка“, вымысел», «времен минувших небылицы».

Живости поэмы много способствует разговорный четырехстопный ямб, не стесненный ни правильным чередованием рифм, ни упорядоченной строфикой. Этот стих краткий, энергичный, сообразный жизнерадостной патетике поэмы, гибко отражающей всю многоцветность ее чувств и мыслей, воспринимался современниками как освобождение от длинного, тягучего, замедленно-торжественного шестистопного ямба, так привычного для тогдашних поэм.

Дерзкое новаторство «Руслана и Людмилы» перевернуло все привычные понятия о поэме. Опубликованная в отрывках в журналах, а потом вышедшая в начале августа 1820 года отдельной книжкой, она стала этапным произведением и в творческом пути Пушкина, и в развитии отечественной литературы. Она вызвала ожесточенную полемику, небывалый гул осуждения и одобрения. Литературные староверы, негодуя, упрекали поэта в безнравственности, что являлось замаскированным обвинением в политическом вольнодумстве. Его обвиняли также в «площадности» языка, в заимствовании простонародно-сказочных, устно-поэтических мотивов, в грубом нарушении всех правил пиитики и здравого эстетического вкуса, приведшем к жанрово-видовой неопределенности поэмы. А. Г. Глаголев, критик журнала «Вестник Европы», подписавшийся псевдонимом «Житель Бутырской слободы», приведя слова «удавлю вас бородою», «щекотит ноздри», «рукавицей», спрашивал: «Если бы в Московское благородное собрание как-нибудь втерся (предполагаю невозможное возможным) гость с бородою, в армяке, в лаптях и закричал бы зычным голосом: „Здорово, ребята!“ Неужели бы стали таким проказником любоваться!»

Но сторонники нового восторженно приветствовали поэму. Они видели в этом произведении свое знамя и зарю литературного будущего. Величайшую объективность в восприятии поэмы проявил Жуковский. Прослушав ее в чтении самого автора, он подарил ему свой портрет с надписью: «Победителю-ученику от побежденного учителя… 1820 марта 26».

Поэмой «Руслан и Людмила» завершается первый этап творчества Пушкина, во многом ученический. Своею ярко выраженной самобытностью, оригинальностью и новизной она окончательно закрепила славу Пушкина как первостепенного русского поэта, породив многочисленные подражания: «Восточная лютня» А.А. Шишкова (1824), «Илья Муромец» М. П. Загорского (1825) и т. д. Об историко-литературном значении поэмы великолепно сказал Белинский: «Выход в свет „Руслана и Людмилы“ и возбужденные этою поэмою толки и споры о классицизме и романтизме были эпохою обновления русской литературы».

 

Реклама от Literature-XIX.Ru