Русская литература XIX века

Кондратий Федорович Рылеев
1795-1826

Незавершенные произведения.

Чем более вовлекался Рылеев в сферу социально-политической деятельности, тем крупнее и богаче становились его творческие замыслы. Зреющее революционное мировоззрение поэта оплодотворяло и повышало присущее ему художественное дарование.

В 1825 году, когда Рылеев стал фактически вождем Северного общества, в его творческом воображении возникали планы лиро-эпических произведений более объемных, нежели «Войнаровский». 12 февраля 1825 года он извещал Пушкина: «Очень рад, что „Войнаровский“ понравился тебе. В этом же роде я начал Наливайку и составляю план для Хмельницкого. Последнего хочу сделать в 6 песнях: иначе не все выскажешь».

Поэта, прошедшего путь от либерального просветительства к иллюзиям о «просвещенном монархе», а затем к республиканизму, увлекал могучий образ бесстрашного, пламенного бойца за свободу, национальную и социальную. Лишенный возможности, по цензурным условиям, писать о современных борцах за волю, он обращается к доблестному прошлому. Нельзя не отметить также и того, что в его творчестве последнего этапа все явственнее начинает воплощаться проблема народа.

После «Войнаровского» поэт создал поэму «Наливайко» о руководителе крестьянско-казацкого восстания на Украине, казненном шляхтой в Варшаве в 1597 году. Из тринадцати сохранившихся отрывков поэмы три напечатаны в «Полярной звезде» за 1825 год. В этих фрагментах в сравнении с поэмой «Войнаровский» более наглядно, конкретно рисуется идущий за Наливайко украинский народ, совершенно исчезает любовная интрига, обнаруживается явное стремление к этнографической точности описаний, к более подробному изображению обстоятельств. Рост эпических, описательных тенденций — несомненное свидетельство усиливавшегося тяготения поэта к реализму.

Самый яркий эпизод из опубликованных отрывков поэмы «Наливайко»- исповедь героя. В исповеди Наливайки поэт высказал заветную мысль об исторической оправданности неравной борьбы за передовые идеи своего времени, даже поражения. Во имя свободы Наливайко готов на все: «Погибну я за край родной, — Я это чувствую, я знаю… И радостно, отец святой, Свой жребий я благословляю!»

В исповеди Наливайки важен потаенный смысл, ясно слышимый его современниками, — обращение к текущей социально-политической борьбе с самодержавием. Написав исповедь Наливайки,

Рылеев показал ее жившему у него М. А. Бестужеву. Тот поразился пророческому смыслу отрывка и сказал: «Знаешь ли, какое предсказание написал ты самому себе и нам с тобою? Ты, как будто, хочешь указать на будущий свой жребий в этих стихах». А вот что ответил ему поэт:

«Неужели ты думаешь, что я сомневался хоть минуту в своем назначении? Верь мне, что каждый день убеждает меня в необходимости моих действий, в будущей погибели, которою мы должны купить нашу первую попытку для свободы России, и вместе с тем в необходимости примера для пробуждения спящих россиян».

Кроме поэмы «Наливайко», Рылеев приступил к созданию поэм «Мазепа» и «Богдан Хмельницкий». Из набросков «Мазепы» поэт успел напечатать лишь два отрывка: один — в журнале «Соревнователь просвещения и благотворения» (1825), в то время объединявшем писателей, близких к декабризму, а второй — в газете «Северная пчела» (1825), тогда не чуждавшейся либерализма. Суровым, загадочно-мрачным вырисовывается здесь облик отважного гайдамака, поклявшегося «За Сечь свободную стоять», забывшего все, кроме исполнения клятвы, и превратившегося в беспощадного народного мстителя. Богатырской силой, умом, смелостью и удалью привлекает в поэме и образ Палея. И, надо полагать, не случайно эпизод о нем начинается в народно-патриотическом духе: «Не тучи солнце обступали, Не ветры в поле бушевали: Палея, с горстью казаков, Толпы несметные врагов В пустынном поле окружали…» Пушкин, восхищенный отрывком о Палее, предрекал Рылееву место министра на Парнасе.

Замысел поэмы «Богдан Хмельницкий» в самом начале преобразуется в трагедию, для которой Рылеев, по свидетельству Ф. Н. Глинки, «намеревался объехать разные места Малороссии». По сохранившемуся прологу трагедии видно, что Рылеев смело вводил в нее в качестве социального фона и действующего лица народ, бедствующий, страдающий и возмущающийся.

Действие пролога, относящегося к концу 30-х годов XVII века, начинается обрисовкой недовольства крестьян жестоким обращением с ними арендатора, выполняющего приказ интервента Чаплицкого. Возмущенные крестьяне решают бежать в Запорожскую Сечь. Вводя в трагедию народ, массовые сцены, рисуя бытовые подробности крестьянской жизни, применяя диалектизмы в речах действующих лиц, Рылеев, как и в поэме «Наливайко», шел к реализму. Следуя Кюхельбекеру ( «Аргивяне») и предвосхищая «Бориса Годунова» Пушкина, он применяет в своей трагедии белый пятистопный ямб с цезурой на второй стопе.

У Рылеева мелькали и другие замыслы. Трудно судить об этих несбывшихся планах. Н. П. Огарев верно сказал: «Петля палача сделала все гадания бесполезными». Но царизм лишил его жизни, несомненно, в самом начале расцвета свойственного ему творческого дарования.

Поражение восстания, подготовке которого он отдавал всю свою энергию, вызвало у него, дворянского революционера, тяжелую душевную депрессию. В мрачном Алексеевском равелине Петропавловской крепости им овладевают религиозно-мистические раздумья. Но и в эти горькие дни, когда весь мир казался ему «смрадной могилой» ( «Князю Е. П. Оболенскому», 1826), в нем не угасает огонь отчизнолюбца и борца. Мужественно встречая смерть, он, по весьма вероятной легенде, вырезает на оловянной тарелке: «Тюрьма мне в честь, не в укоризну», а в послании к Е. П. Оболенскому заявляет, что для него не страшны те, «кто властен жизнь отнять». Поистине его душа до гроба сохранила «высоких дум кипящую отвагу» ( «А. А. Бестужеву»).

По приговору Верховного уголовного суда К. Ф. Рылеев казнен (повешен) 13 (25) июля 1826 года.

 

Реклама от Literature-XIX.Ru